I'm bleeding out,
So if the last thing that I do
Is to bring you down
I'll bleed out for you.

Ну конечно, Капитолию мало зрелища, они как всегда хотят еще. Неудивительно, что меня тут же сажают перед Цезарем и устраивают интервью. Цезарь, как и всегда, начинает с шуток и каких-то я бы даже сказал нелепых в данной ситуации вопросов. Но я помню свое второе интервью с ним. Его вопросы только поначалу кажутся безобидным, он мастер своего дела и знает, как и что именно стоит задать трибуту, чтобы застать его врасплох. И я не знаю готов я к этим вопросам или нет.
Я не удивляюсь, когда речь заходит о Китнисс. Это никак не внезапно, скорее наоборот ожидаемо, даже очень. Я всеми силами стараюсь убедить всех, что ее действия не были запланированными, что срыв игр – это чистая случайность, а затем вовсе начинаю описывать состояние, когда ты находишься на играх.
- Представьте, что вы загнаны в клетку. Она огромна, но, тем не менее, вы в ней. Хотя нет, это даже не клетка, это словно огромный купол из-под которого нет выхода. И каждый час тебе напоминают, насколько ты беспомощен. И там становится вполне нормальным, что все кроме одного погибнут. Сколько времени на это нужно? День-два?  На самом деле, хватит и пары часов. Но знаете, что не сразу укладываете в голове? То, что победителем будешь не ты. Да, ты надеешься, что в конце вы останетесь вдвоем, и ты просто пожертвуешь собой. Спасешь дорого тебе человека, но в какой-то момент мозг все равно отказывается в это верить. И в итоге все становится таким далеким, весь твой прошлый мир, и остается только арена. Осознание того, что ты убьешь, и скорее всего не раз. И как бы мерзко тебе не было, ты все равно это сделаешь, ради своей жизни, которую потом пожертвуешь ради другого. Там на арене одно желание и оно очень дорогого стоит. Оно стоит всего тебя, всей твоей личности, – я неосознанно переключаюсь на себя и Китнисс, но потом решаю, что так даже лучше и надеюсь, что жители Капитолия задумаются, попробуют представить себе какого это быть по ту сторону на самом деле.
- Но я все еще жив, так что как видите все пошло не по плану, – добавляю я сухо. Цезарь вновь напоминает о том, что именно Китнисс взорвала силовое поле. А я вновь твердо отвечаю, что она совершенно не понимала, что делает. Что она просто старалась выжить, старалась понять, что ей делать, что нападение Джоанны подвергло ее в шок, и она совершала действия необдуманно. Мне не нравится, что на меня давят, что Цезарь, в который раз пытается получить от меня признание причастности Китнисс к мятежникам. Мой голос с каждым словом становится все громче и громче, пока я не начинаю кричать. Кричать о том, что никто не мог ни о чем думать, кроме как остаться в живых. Я теряю самообладание, и, кажется, только это заставляет Цезаря закончить со мной беседу. Перед тем как попрощаться со мной он интересуется о том, не хочу ли я сказать, что думаю о войне. И я отвечаю.
- Опустите оружие, – твердо говорю я, смотря прямо в камеру. - Остановитесь, подумайте, к чему все это приведет. Я призываю вас всех к перемирию. Неважно, на чьей вы стороне, просто опустите на минуту оружие и оглядитесь вокруг, – на этом мое интервью заканчивается. И меня ведут в комнату, что предназначена мне, но как окажется впоследствии это будет последний раз, когда я окажусь в ней.

This is the start of how it ever ends

Боль, я вновь чувствую боль, которая разливается по всему моему телу. Меня в который раз спрашивают о планах мятежников, но я ничего об этом не знаю. Мой ответ не устраивает, и я ощущаю очередной удар. Я не пытаюсь сопротивляться, не пытаюсь встать на ноги, я так и остаюсь лежать в том положении, как упал. Я знаю, что бестолку что-либо предпринимать, уже пробовал и неоднократно, до тех пор пока не терял сознание, но стоило мне прийти в себя как все повторялось по новой. Вопрос, ответ, удар, опять вопрос и все тот же ответ “не знаю” и вновь удар, заставляющий кричать от боли и хватать ртом воздух. В конце концов, им надоедает, и меня бросают в камеру. Но я знаю, это ненадолго, за мной вернутся и все начнется по новой. Они всегда возвращались.
Следующая моя встреча застает меня врасплох. Вместо вопросов меня просят вспомнить момент, когда я чуть не погиб на арене из-за силового поля. Мои брови от удивления ползут вверх и я даже переспрашивают, но в ответ слышу все то же самое. Мне кажется это странным, но я все равно выполняю их так называемую просьбу. Я вспоминаю то, как мое сердце остановилось, как Китнисс долгое время не отпускала меня, когда я пришел в себя, а потом чувствую укол. Я инстинктивно пытаюсь уклониться от иголки, но меня уже держат так, что я просто не могу пошевелиться. Мне говорят рассказать эту историю еще раз, в этот раз  я противлюсь и получаю за это удар. Я все равно молчу и пытаюсь вырваться из мертвой хватки. Мне удается оттолкнуть одного из держателей, но в этот же момент я получаю поддых, отчего в глазах темнеет. Побои продолжаются до тех пор, пока я не сдаюсь. Обессиленный я повторяю рассказ и вновь ощущаю укол, и в этот момент происходит нечто странное.
Я вижу Китнисс перед собой, она плачет и все твердит, что я не дышал, я стараюсь ее успокоить, но по непонятной мне причине, мной начинает овладевать страх. И я знаю, что это просто мои воспоминания, но в какой-то момент кажется, что все это ложь. Возникает мысль, что я вовсе все еще нахожусь на арене. Я начинаю искать ответ, и разум подкидывает мне картинки последних дней, напоминает о разговоре и уколах. Я почти успокаиваюсь и начинаю шепотом твердить себе что, все хорошо, но затем ощущаю еще один укол. Крупная дрожь пробирает меня до лопаток словно лезвием, мое тело поражает страх, и я в ужасе теряю сознание.
Так проходит несколько недель. Меня просят вспомнить определенные моменты моей жизни, а затем вкалывают неизвестную жидкость, и так по кругу. Все мое тело в синяках и порезах, ведь каждое мое неповиновение наказывается. Стоит мне отказаться что-либо рассказывать или делать, как меня тут же в этом переубеждают  посредством побоев. Я не понимаю, что такого важного в моих рассказах, пока однажды при упоминании Китнисс все мое тело напрягается, и я задумываюсь над тем, а кто мне эта девушка? Правда ли она дорога мне?  И я понимаю, они решили убить все мои чувства к ней, стереть  их из моей головы.
Надо мной приходиться потрудиться, прежде чем устроить очередной прямой эфир с моим участием. Если ссадины и ушибы на теле можно спрятать под одеждой, но с лицом приходиться помучиться. В конце концов, меня сажают перед камерой, и я вижу как загорается красный огонек. Мы в прямом эфире.
От меня ждут речь, а я молча продолжаю смотреть на этот огонек. Я знаю, что должен сказать. Знаю, что мне нужно предупредить Китнисс о скором нападении, но стоит мне вспомнить о девушке, как в голове начинает твориться нечто невообразимое. Она угроза. Угроза моей жизни. Все это происходит из-за нее. Она опасна. Она должна погибнуть. И стоит мне об этом подумать, как сердце начинает ныть, словно твердит “ты не прав”. И я вспоминаю, как когда-то кинул ей хлеба. Как винил себя, что не подошел и не отдал ей его в руки. И я уже не знаю чему верить, какие эмоции настоящие, а какие являются ложью, я словно обезумел. Я открываю рот, хочу сказать, что Капитолий прав в этой войне, но потом передумываю. Это не правда, это не те слова, нужно предупредить, предупредит ее. Я долго борюсь с собой, хватаю ртом воздух, пытаюсь сделать правильный выбор и наконец, делаю. 
- Китнисс, – говорю я, а по щеке скатывается слеза. Мне больно от того что ее забирают у меня, но я все еще продолжаю бороться.  - Китнисс, завтра утром. Завтра утром они убьют вас всех! – выпаливаю я со слезами на глазах. Я хочу сказать ей, беги, прячься, но эфир обрывают, а я уже лечу на пол.

I dream all year, but they're not the sweet kinds
And the shivers move down my shoulder blades in double time

Я слышу разговор, чьи-то шаги неподалеку. Я открываю глаза, осматриваюсь и вижу незнакомых мне людей. Это оказываются доктора, что кажется мне странным. Пока я находился в камере, ко мне ни разу не приходили врачи. Я недоверчиво наблюдаю за происходящим, пока один из них  не объясняет мне, что я спасен. Я не верю своим ушам, не верю, что все прекратилось, но на душе все равно становить теплее. И тут я замечаю ее. Мое сердцебиение учащается. И вся надежда тут же пропадает, ее место занимает страх. Страх за свою жизнь. Нет, ничего не кончено, пока жива она. Внутри меня начинает клокотать ненависть. Я вскакиваю с кровати и, подлетев к Китнисс, сжимаю свои пальцы на ее шее. Я прижимаю ее к стене, чтобы ей некуда было отступать, а  мои пальцы сжимаются все сильнее и сильнее. В моей голове одна единственная мысль, она должна умереть. Я закончу все это прямо здесь и сейчас. Убью ее, и с все будет кончено.
- Ненавижу, - процеживаю я сквозь зубы, и это правда. Я ненавижу ее всем сердцем, каждой клеточкой своего тела. Я слегка притягиваю ее к себе, а затем с силой ударяю ее об стену. Я вижу, как она задыхается, как жизнь покидает ее, но кто-то с силой бьет меня по голове, и я падаю на пол, теряя сознание.

Отредактировано Peeta Mellark (2014-11-04 00:53:17)

Fear is ever-changing and evolving

Страх и паника обрушиваются на меня в мгновенье ока. У меня почти не осталось сил, но я все равно продолжаю бежать, все дальше и дальше. Не знаю почему, но я точно знаю, стоит мне остановиться и я труп. И всему виной Китнисс, девушка, что по неведомой мне причине решила лишить меня жизни. Та, что одним своим существованием сумела лишить меня спокойствия и хоть какой-либо надежды. Отныне тревога всегда бродила рядом со мной. Это было то чувство, что не хотело меня покидать. И вот я опять бегу вперед, пробираюсь сквозь сучья и какие-то ветки. Бегу все дальше и дальше, и сил уже не хватает, хочется просто остановиться, упасть и отдышаться. Вздохнуть полной грудью и понять, что я спасен. Но нет, этому не бывать, мне нужно спасаться, продолжать бежать дальше, туда, где мое спасение. Сердце бешено колотиться, а в груди разгорается пламя. Клубок огня, что лишает меня воздуха, расползается по моему телу. Мои ноги постепенно становятся ватными, и вскоре мои мышцы не просто ноют от такой нагрузки, они неистово горят. Но я продолжаю бежать, хотя вскоре и перехожу на шаг. Я больше не в состоянии не то что идти, я не могу даже двигаться. Я останавливаюсь возле какого-то дерева, прислоняюсь к нему и медленно сползаю на землю. Отчаяние поглощает меня, я не могу больше бороться, и вывод один, мне конец. Я не хочу больше ничего лицезреть, не хочу видеть, как смерть настигнет меня, отчего сильно зажмуриваюсь и тут же проваливаюсь в темноту.
Вокруг меня всепоглощающая тишина, что давит со всех сторон. И я не знаю что хуже, эта темнота и пустота вокруг, тишина, сквозь которую ничего не пробивается или же то отчаянье, что поглощало меня всего, топило меня, не давая шанса выжить.

Just one more time before I go
I'll let you know
That all this time I've been afraid wouldn't let it show
Nobody can save me now, no

Я ощущаю прикосновение к своей руке, и в моей голове всплывают недавние события. Я понимаю, что все остальное мне просто приснилось, что не было этой гонки за жизнь, не было тишины, что ломала меня своей тяжестью, по крайней мере, не сейчас, может быть раньше, но не сейчас. Все это просто дурной сон, ночной кошмар не более.
Я открываю глаза и вижу ее. Мои пальцы тут же резко сжимаются на ее руке, и я резко сажусь на кровати. Наши лица оказываются друг против друга, и я пристально всматриваюсь в ее лицо. Неужели она так глупа, раз осталась со мной в палате одна? О нет, она не может быть настолько наивной. После всех ее действий, это просто очередной план, что так хорошо удается ей выполнять.
Китнисс что-то быстро говорит о том, как я любил ее, как я встретил ее впервые, и на моем лице появляется усмешка. Я скидываю ее с кровати на пол, и девушка пролетает по гладкому кафелю, но уже через мгновенье я оказываюсь на ней, не давая возможности встать.
- Любил? - холодно шепчу я ей на ухо. - Странное у тебя понятие любви, не находишь? - я вновь начинаю ее душить. - Не мог ни о ком думать, - тихо повторяю я ее слова. И от этого ярость только сильнее начинает переполнять меня. Так что едва можно дышать и в этот момент, кажется, что месть залечит все раны. - Ты, - мой голос срывается и тут же разносится по всей палате. Он получается слишком громким, что привлекает внимание то ли охранников, то ли просто проходящих мимо людей. Я слышу, как дверь открывается и вот уже пара рук пытается оттащить меня от девушки. Я не истово сопротивляюсь и пытаюсь вырваться. Мне это удается, но на шум сбегаются и другие. И вот в комнате уже человек пятнадцать, а я все продолжаю брыкаться и вырваться. Пытаюсь объяснить, что они неправы, но меня не слушают. Тогда я вновь перевожу взгляд на Китнисс.
- Я никогда не любил тебя! Я просто не мог любить такое чудовище как ты! - и даже когда ее уводят из палаты, я все продолжаю кричать, какой она монстр. Что она причина войны, причина стольких смертей. И что пора с этим покончить.

Everything you say is just a lie

Каждый день со мной беседуют незнакомые мне люди, от которых я никак не могу добиться вразумительных ответов. Они лишь постоянно мне твердят, что я в безопасности, чего я совершенно не ощущаю, и все пытаются понять, что я помню. Я же хочу узнать лишь одно, где я нахожусь, ведь с момента прибытия мне этого так и не объяснили, и почему ко мне до сих пор не пустили родителей. Если они и хотят доказать мне, что тут со мной ничего не случится, то я бы уж точно чувствовал себя спокойнее со своими родными. Но ни отца, ни мать, ни братьев ко мне так и не привели, отчего становится только хуже. Каждая ночь оказывается для меня не менее сложным испытанием, чем все остальное. Я всякий раз просыпаюсь от кошмаров, в которых бывают и мои родные. И незнание где они и все ли с ними в порядке, не дает мне покоя. Но стоит мне заговорить о них, как разговор тут же стараются перенаправить в другое русло. Врачи просто переключаются на само наличие кошмаров, говоря мне, что это вполне нормально, но одно дело просто говорить об этом и совсем другое переживать один ужас за другим, стоит мне закрыть глаза. В итоге не придумывают ничего лучше, как каждый раз давать мне снотворное. Что ж это кажется мне вполне разумным, и я благодарен им хотя бы за несколько часов спокойствия. Но как выяснилось впоследствии лекарство, что мне давали, вызывает привыкание и вскоре меня просто лишили его. И я прекрасно знаю, что ждем меня сегодня ночью без него, поэтому я долго ворочаюсь и никак не могу уснуть, я боюсь опять встретить лицом к лицу со своими ночными кошмарами. Не хочу вновь оказаться на арене, не хочу слышать крики Джоанны в камере Капитолия, не хочу вновь возвращаться туда… Я сворачиваюсь калачиком, прячась от внешнего мира, и лежу так в течение нескольких часов, не желая закрывать глаза. Но вскоре усталость берет верх над страхом, и я засыпаю.
Я чувствую легкое прикосновение чей-то руки и тут же распахиваю глаза. Вокруг слишком темно чтобы тут же понять кто передо мной. Но глаза быстро привыкают к темноте, и мой взгляд фокусируется на Китнисс. Все мое тело сразу напрягается, а девушка наклоняется ко мне и целует, что приводит меня в ступор. Я отталкиваю ее от себя, и только длительный часы разговоров с врачами и их попытки навести порядок в моей голове, заставляют меня не накинуться на девушку сразу, как я это делал раньше. Я лишь отступаю от нее на шаг назад в полном замешательстве. В голове всплывают кадры игры, что показывали мне тут во время лечения. Я видел, как она целовала меня, и это не казалось искренним, пытался вспомнить тот момент, но в голове все слишком сильно перемешалось. Хотя то, что я видел на экране и то, что помнил мой разум, как мне казалось, не сильно различалось.
- Опять используешь, - бормочу я тихо сам себе, не переставая следить за девушкой. - Тебе хоть когда-нибудь нравилось со мной целоваться? - резко спрашиваю я. - Все, что мне показывали, просили вспомнить, казалось не таким уж и искренним. Так зачем ты вновь это делаешь? Тебе мало того, что ты уже сделала?

Отредактировано Peeta Mellark (2014-11-09 23:37:53)